https://doi.org/10.25312/j.6959
Olga Siniova https://orcid.org/0009-0005-4100-8492 Independent researcher
Natalija Iordani https://orcid.org/0009-0001-2709-7223
The V.V. Vinogradov Russian Language Institute of the Russian Academy of Sciences
e-mail: iordani.natasha@yandex.ru
Статья посвящена вопросу этимологии древнерусского слова орь и описанию его параллелей в литовском языке. По результатам анализа этимологических и толковых словарей русского и литовского языков, прокомментированы точки зрения о семантике и происхождении возводимых к орь слов. Особое внимание уделено примерам из русских говоров и контекстам, встречающимся в древнерусских и старолитовских источниках, в которых фиксируется исследуемая лексема; в статье представлены новые примеры со словом орь из древних письменных памятников. Выделенные особенности семантики позволили соотнести слова орь и орити (с#) с опорой на сохранившиеся в его семантической структуре компоненты значения ʽпохотливый’, а также в словах литовского языка, восходящих к тому же корню, что и существительное орь; выделены общие для этих образований семы.
Ключевые слова: этимология, историческая лексикология, лексическая семантика, литовский язык
Древнерусское слово орь ʽконьʼ, существовавшее и в других славянских языках, например, в древнепольском – orz, в чешском – оř (Фасмер, 1987: 155), представляет определенный интерес для лингвистической науки. Мы выделили два основных подхода лингвистов к поиску происхождения этой лексемы.
Первая версия, согласно которой слово орь восходит к праславянскому глаголу
*orati ʽпахать землюʼ, нашла отражение в “Этимологическом словаре славянских языков”. В качестве литовской параллели в нем приводится слово arklỹs ʽконьʼ, ʽлошадьʼ, а в качестве производящей основы приводится глагол árti ʽпахатьʼ1, со- относящийся с древнерусским орати (ЭССЯ, 2005: 229–230).
В. Смочиньский также полагает, что литовское árklas и латышское arkls ʽсоха’ восходят к прабалтийскому *ār-tla-n, и приводит параллель в старославянском языке – ralo < *radlo, *ordlo. Оба эти корня, с его точки зрения, произошли от индоевропейского *arH- (*arā, *arə-)2 (Smoczyński, 2007: 22–23).
Иную версию предложил И.И. Срезневский: в своем словаре древнерусского языка он сближает слово орь с глаголами оревати ʽбыть одержимым похотьюʼ и ороужатис# ʽбыть похотливымʼ, а также прилагательным оревитый ʽодержимый похотьюʼ (Срезневский, Т. II: 710). Эта версия нашла отражение и в “Этимологиче- ском словаре” М. Фасмера (Фасмер, 1987: 155). Развивает эту идею и А.А. Кретов, рассматривая в качестве литовской параллели к орь лексему er̃žilas ʽжеребецʼ и его диалектные варианты aržilas и eržilis (Кретов, 2009: 126).
В рамках данной статьи будут проанализированы оба подхода к решению вопроса об этимологии слова орь и даны комментарии о его литовской параллели.
Сразу отметим, что в рамках данной статьи вопрос о направлении производности в паре орь – орати и прочих случаях отдельно рассматриваться не будет. Мы будем считать слова орь, arklỹs и другие производными от глаголов, поскольку эти суще- ствительные являются неизосемичными – они выражают акциональную семантику, которая могла быть унаследована от производящей основы (Плунгян, 2011: 70).
1 Существует точка зрения, что слово arklỹs ʽконьʼ образовано не напрямую от глагола árti ʽпахатьʼ, а через посредство существительного а́ rklas ʽсохаʼ, и в таком случае arklỹs и а́ rklas связаны отношениями параллельной мотивации. (Lietuvių kalbos etimologinio žodyno duomenų bazė) Возможно, такая точка зрения имеет право на существование, поскольку пахали и на быках. Нашу точку зрения о направлении производности см. далее.
2 Индоевропейский корень *arH- (*arā, *arə-) в славянских языках выступает с суффиксом *tlo- (лишь польское radło имеет параллельный индоевропейский суффикс *-dhlo-), в восточно-балтийских – с *kla-; тот же корень представлен и в греческом ἄροτον и латинском arātrum (с суффиксом *-tro-) (Smoczyński, 1982: 211–240; 2007: 22).
Версия 1. орь < орати ~ arklys < arklas < arti
Если исходить из того, что древнерусское слово орь образовано от глагола орати ʽпахатьʼ и выступает в качестве параллели к литовскому arklỹs ʽконьʼ, ʽлошадьʼ, árklas ʽсохаʼ < árti ʽпахатьʼ, обе лексемы – и орь, и arklỹs ʽконьʼ – должны были бы сохранить в своей семантической структуре семы, связанные с пахотными работами. Это оказывается верным для arklỹs ʽконьʼ. В “Словаре литовского языка” (Lietuvių kalbos žodynas, далее LKŽ) для этой лексемы предлагается следующее толкование: ʽnamìnis vienanãgis gyvulỹs, kuriuõ dìrbama, važiũojama, jójamaʼ – ʽдомашнее непарно- копытное животное, на котором работают, ездят, скачут верхомʼ. В этом отношении существительному arklỹs противопоставляется слово žìrgas, семантика которого описывается как ʽgražùs jójamas arklỹsʼ –ʽкрасивый конь для верховой ездыʼ. Если обратиться к иллюстративному материалу, можно найти контексты, где речь идет о том, что животное, названное словом arklỹs ʽконьʼ, используется для обработки
земли:
Sunkus darbas per dieną prie arklių (LKŽ) ʽТрудная работа c конями (?) в течение дняʼ.
В некоторых контекстах лексемы arklỹs и žìrgas противопоставлены:
Žirgas yra žergamasis, arklys aramasis (ibidem) ʽВерхового коня седлают, на рабочем коне (?) пашутʼ
Очевидно, что дословному переводу этот литовский пример не поддается, по- скольку существующие в русском языке пары лошадь/конь или конь/жеребец нарушают смысл противопоставления в литовском присловье.
Аrt, akėt – tai arklys, o lengvai važinėt, raitam užsėst – tai žirgas (ibidem)
ʽКак пахать, боронить – так рабочий конь, а как налегке ездить, верхом сесть – так верховой коньʼ
Koks čia arkliukėlis – ką su juo dirbsi? (ibidem)
Букв. пренебрежительнo: ʽКакой тут коник – что с ним наработаешь?ʼ Указаны и виды сельскохозяйственных работ:
Su arkliai̇ s sodinkit bulbes (ibidem) ʽС помощью коня сажайте картошку’.
Mes pjaunam arkliami avižas (ibidem) ʽКосим с помощью коней овёсʼ.
Семы, унаследованные словом arklys от глагола arti ʽпахатьʼ, стали базой для фразеологизмов. Например:
Dirba kaip juodas arklys (sunkiai dirba) (ibidem)
ʽОн работает как ломовая лошадь (дословн. как черный конь3), то есть ʽтяжело работаетʼ.
3 В русском языке словосочетание чёрный конь означает масть (породу), употребляется как поэтиче- ский образ.
Таким образом, литовское слово arklys ʽконьʼ вплоть до настоящего времени со- храняет семантический компонент, связанный с сельскохозяйственными работами, как память о своей производящей основе, см. также arklas ʽсохаʼ < arti ʽпахатьʼ.
Если предположить, что лексема орь соотносится с литовским arklys ʽконьʼ
и является образованием от глагола орати ʽпахатьʼ, возникает вопрос, почему уже в древнейших текстах это слово не сохраняет связи со своей производящей основой в отличие от своей литовской параллели? В “Словаре русского языка XI– XVII вв.” (далее СлРЯ XI–XVII) орь толкуется как ʽконь, жеребецʼ (СлРЯ XI–XVII, Вып. 13: 74), а в контекстах, доступных для интерпретации4, нет никакой отсылки к каким бы то ни было пахотным работам. Это наблюдение ставит под сомнение предположение о родстве слов орь и орати.
Версия 2. орь < орити (сѧ) ~ eržilas < aržus
Как было сказано в разделе “Вводные замечания”, И.И. Срезневский, а вслед за ним М. Фасмер соотносят слово орь с лексемами оревати ʽбыть одержимым похотьюʼ и ороужатис# ʽбыть похотливымʼ и оревитый ʽодержимый похотьюʼ. Аналогии И.И. Срезневского кажутся весьма убедительными, поскольку каждая из приведен- ных им лексем (оревати, ороужатис# и оревитый) встречается в ограниченном числе контекстов, связанных с лошадьми. Так глаголы оревати и ороужатис# фиксируются в Златоструе XVI в.:
кони орююще быша (ἳπποι θηλυμανεῖς ἐγένοντο) (СлXI–XVII вв., Вып. 13: 66).
наречет кон# ороужающас# (θηλυμανεῖς) (ibidem: 71).
Слово оревитый встречается в другом книжном тексте – в Апокалипсисе XIII в.:
до оузды же, сирhць орhвитыхъ конь (ἳπποι θηλυμανεῖς) (ibidem: 66).
В таком случае, можно считать, что слово орь не соотносится с орати ʽпахать’, а имеет отношение к праславянскому глаголу *oriti (sę) ʽсоблазнять’. В древнерус- ских источниках эта лексема не обнаруживается, однако одна из форм этого глагола была зафиксирована в старославянском памятнике – Супрасльской рукописи:
ари~ что м# ориши что мажеши масломъ глав@ мо\ (τί με καθέλκεις)
(Slovnik Jazyka Staroslověnského, Т. 2, 1973: 555).
ʽАрий, зачем ты меня соблазняешь, мажешь маслом мою голову?ʼ Подтверждают предложенную И.И. Срезневским версию происхождения сло-
ва орь и контексты, встречающиеся в древнерусских памятниках письменности. Дело в том, что слово орь является низкоупотребительной лексемой: в литературе описывается всего три источника, где встречается эта языковая единица. Один из них – это Хроники Георгия Амартола, переводной памятник XI в., дошедший до нас в списках XIV и XV вв. (Истрин, 1920: 9), пример из которого в своем словаре приводит И.И. Срезневский:
4 Контексты употребления слова орь в древнерусских источниках и их подробный анализ представлен далее в разделе «Версия 2. орь < орити (сѧ) ~ er̃žilas < aržùs».
Лютыа же и лоукавы въ змiа преложи, хыщникыж въ волкы, льстивы же в лисица, женьскагож прелога люб#щи въ wрh5 (εἰς ἳππους) (Истрин, 1920: 414). Мы полагаем, что выбор слова орь именно в этом фрагменте был неслучаен. Здесь речь идёт о том, как грешники, которые ведут себя подобно животным, в них же и будут превращены. Получилось, что лживые люди были обращены в змей, разбой- ники – в волков, льстивые – в лисиц, а любящие женский пол въ ор# – ʽжеребцовʼ. Скорее всего, переводчик использовал в данном контексте именно эту лексему,
а не более распространенное конь с определенной целью: книжник подобрал слово, которое более точно передаёт содержание оригинала.
В другом контексте слово ίππος, встречающееся в греческом оригинале, пере- водится как конь:
И~зекилемь г҃лть Гсь: се наведоу Навходоносора цср# Вавилоньскаго, иже ~сть цсрь цсрмъ на конихъ и колесніцахъ събрани~мь странъ многыхъ зhло (Истрин, 1920: 187).
ʽГоворит Господь через пророка Иезекииля: «Я наведу [на город Тир] Навухо- доносора, Вавилонского царя, царя царей, с конями и колесницами, с войском из многих стран»’.
В приведенной выше выдержке из текста речь идет о царской коннице, о лоша- дях, использующихся на поле боя, поэтому, на наш взгляд, переводчик выбирает слово конь, а не орь, которое в силу иного понятийного содержания едва ли было бы уместным в данном контексте.
Другой древнерусский текст, в котором находим слово орь – в Повести об Акире Премудром, источнике XI–XII вв., переведенном с армянского языка, сохранившемся в списке XV в. (Творогов, 2004: 363). Имя существительное орь используется в нем при переводе интересного эпизода повести, в котором египетский царь Фараон зага- дывал загадки мудрому советнику Акиру. Одна из них звучала следующим образом:
Акире, исправи ми се слово: како оже твоего кн#з# ориве ржють на Адорстhи и Наливстhи землh, то наши кобылы жереб#та измещуть на сей землh (Национальный корпус русского языка, далее НКРЯ).
ʽАкир, разреши мне такую загадку: когда кони твоего повелителя ржут в Адорской и Наливской земле, то наши кобылы жеребят рожают в нашей земле’.
Акир же, видя неразрешимость загадки, перехитрил Фараона, вынудив его признать, что это невозможно, поскольку от Египта до Адорской земли тысяча и восемьдесят верст.
Показательно, что в приведённой выше цитате у слова орь, актуализируется
значение, связанное с репродуктивной функцией животного, что сближает ее с вы- держкой из Хроники Георгия Амартола, описанной в пункте (12). В то же время
5 Слово орь употребляется в этом контексте не только в списке XV в. из собрания Ундольского, приня- того В.М. Истриным в качестве основного для этой части Хроники Георгия Амартола, но и в Уваровском списке, датированном 1456 г., где лексема приводится с другой флексией – въ ор# (Истрин, 1920: 414). Сле- довательно, передача греческого ίππος ʽконьʼ как орь в этом контексте восходит к протографу.
в Повести об Акире Премудром также встречаются контексты, где фиксируется слово конь. Обратимся к ним:
Сыноу, кон# не имh, на чюжемь не hзди, аще бо опhшаеши, и посмhють ти с# (НКРЯ).
ʽСын мой, не имея коня, на чужого не садись, если он сбросит тебя, то люди посмеются над тобой’.
И нача Анаданъ […] растачати домъ мои безъ милости, и бише рабы мо и рабыни мо, и милы мо прhд очима моима великими ранами, и кон# и ос- л#та мо# оумар#юще безъ милости (ibidem).
ʽИ стал Анадан […] бездумно расточать мои богатства, и жестоко истязать рабов, рабынь и любимцев моих на глазах у меня, и коней, и ослов моих безжалостно мучить’.
Недостоино ти, Акире, господине мои, боле сего словеси рещи, но ми- лоуи м#! Оже къ Богоу согрhшит человhкъ, и простить и. И ты такоже м# прости: кон# твоего говна кидаю, любо свиным твоим пастоух боудоу (ibidem). ʽНедостойно тебя, Акир, мой господин, далее говорить подобные слова, но по- щади меня! Когда человек согрешит перед Богом, то простит его Бог. И ты также меня прости: навоз после коней твоих буду убирать, либо свиней твоих пасти буду’. Интересно, что эти контексты, в отличие от цитаты в пункте (14), не выражают никаких смыслов, связанных со способностью животного к размножению, поэтому переводчик, вероятно, использует конь, а не орь: в семантической структуре слова
конь не содержится сема ʽпохотливыйʼ.
В научной литературе также обнаружены два примера употребления слова орь, не попавшие в исторические словари. Приводятся они в работе А.А. Кретова, ко- торый ссылается на материалы диссертации В.И. Хитровой, посвященной лексике воронежского говора XVII в.:
Перерубил он (крестьянин)… двое лошадеi у хлеба ор игрен на четвертое да кобылу трех лет. 1666 г. (Кретов, 2009: 128).
Взяли те воровскiе люди троих лошадеi кобылу шерстью чалу да мерина шерстью рыжева да оря шерстью в соврасе гнедъ. 1680 г. (ibidem).
В этих контекстах слово орь выступает наряду с другими лексемами, обозначаю- щими это животное, что свидетельствует о том, что орь, лошадь, кобыла и меринъ имеют референцию к разным объектам внеязыковой действительности, которые выполняли разные функции.
В процессе исследования также удалось обнаружить ещё одно употребление слова орь, которое прежде не было описано другими лингвистами; речь идёт об одном из самых древних юридических текстов – Закона судного людем, известного также как Судебник царя Константина, переведённого с греческого языка в XI в. и дошедшего до нас в списках XIII–XV вв. (Тихомиров, Милов, 1961: 9). В одном из списков этого источника, включённого в состав Софийской I летописи, изданной в серии “Полное собрание русских летописей” (далее ПСРЛ), описываются санкции, накладываемые за нанесение увечья чужим животным:
Оже кто волъ бьеть, ор#, да тепоуть его. Аще ли оуразитъ, да запла- титъ, тако же и конь (ПСРЛ, Т. VI: 165).
ʽЕсли кто-то ударит вола или жеребца, пусть накажут его. Если же кто-то ранит, то заплатит (штраф), так же и за (увечья) коняʼ.
Это употребление представляет особый интерес в рамках исследуемой темы: дело в том, что в этом контексте встречаются оба слова – и орь, и конь, причем они разводятся в разные части суждения. Следовательно, лексемы орь, и конь, обозна- чали разные понятия, которые не были взаимозаменяемы.
Таким образом, мы полагаем, что слово орь сохранило в своем лексическом значении компонент ʽпохотливыйʼ. Возможно, именно эта специфическая сема повлияла на частотность употребления слова: оно казалось писцам и переводчикам уместным лишь в особых контекстах, где в фокусе внимания оказывалось половое поведение животного.
Особый интерес в рамках исследования семантики и происхождения слова орь
представляют материалы русских говоров. Так, например, по данным “Словаря русских народных говоров” (далее СРНГ) исследуемая лексема сохранилась в ря- занских говорах со значением ʽжеребец, страдающий болезнью половых органов, приводящей к бесплодиюʼ (СРНГ, Вып. 23: 349). Вероятно, с течением времени значение слова трансформировалось: если в древнерусском языке слово орь обо- значало животное, охарактеризованное по признаку ʽпохотливыйʼ, ʽспособный к размножениюʼ, то впоследствии на первый план в его значении вышло значимое отсутствие этого свойства.
В словники “Этимологического словаря” М. Фасмера (Фасмер, Т. 2: 150) и “Слова- ря русских народных говоров” (СРНГ, Вып. 23: 334) также включена лексема оревина со значением ʽнехолощеный быкʼ, которое рассматривается как производное от орь. Встречается это слово с тем же значением и в словаре В.И. Даля (Даль, Т. 3: 713).
А.А. Кретов рассматривает и другие лексемы как родственные орь: слова кнороз6,
Интересно, что слово кнур, как показывают данные “Словаря русских народных говоров”, может использоваться и по отношению к мужчине. Образованный от кнур глагол кнурить со значением ‘вести себя как кнур’, зафиксированный в воронежском говоре, сопровождается в этом словаре иллюстративным материалом, в котором речь идет о половом поведении мужчины (СРНГ, Вып. 13: 345):
Парень-то кнурит.
Такое же значение глагола кнурить обнаружено нами и в Словаре тюремного жаргона, где это слово сопровождается дефиницией ‘ухаживать за девушкой’ (Хо- менко, 1997).
6 Слово кнорозъ также фиксируется в древнерусских источниках: И.И. Срезневский обнаружил одно употребление в одном из списков жития Варлаами и Иосафа, датируемого XV в.: "ко да оуловить елень или кнорозъ (Срезневский, Т. 1: 1238).
В таком случае возникает вопрос, существует ли в литовском языке слово, род- ственное древнерусскому орь и связанное с праславянским глаголом *oriti (sę), обладающее семантикой полового поведения. Особый интерес здесь представляет словообразовательное гнездо с корнем -arž-, в которое входят прилагательное aržùs ʽпохотливыйʼ, существительные aržà ʽпохотьʼ. Образуется от этой основы и слово er̃žilas ʽжеребец’, представленное в говорах литовского языка как aržilas, eržalas, eržilis, erziokas, ergis (Klimavičius, 1993: 16), которое мы склонны рассматривать в качестве параллели к слову орь.
В письменных текстах впервые слово er̃žilas фиксируется в Библии 1590 г., пере- веденной Й. Бреткунасом (BIBLIA tatai eſti Wiſsas Schwentas Raſchtas, Lietuwiſchkai pergulditas per Janạ Bretkunạ Lietuwos plebonạ Karaliacʒiuie 1590). Эта рукопись приводится в картотеке К.Буги как BBSir33,6.
Kaip eržils žvengia visų ešvų. (LKŽ), (Klimavičius, ibidem) ʽКак жеребец ржет, (призывая) всех кобылʼ
Здесь ešva то же, что древняя литовская лексема ašva ̔лошадьʼ, ̔кобылаʼ. Этот контекст соотносится с примером из Повести об Акире Премудром, приведенном выше под номером (14).
Кроме того, отметим 4 контекста в полном переводе на литовский язык проте- стантской Библии 1735 года, изданной в Караляучюсе, названной в честь Йонаса Йокубаса Квантаса, спонсировавшего перевод (Jono Jokūbo Kvanto Biblija). В двух контекстах, на наш взгляд, эта лексема сохраняет семантический компонент ʽпо- хотливыйʼ:
Kaipgi aß gallu taw małonus buti? Kadangi tawo waikai mann praſtoja, ir báija prie to, kas Diewu ne yra. O dabbar, kaip aß jůs paſótinau, jie péreng wencʒawonyſt, ir bėg kekßês nammus. Konas weng ſawo ártimo moterißkês, kaip nußért ißlépe erilai (Иер. 5: 7, 8)
Kaipgi aš galiu tau malonus buti, kadangi tavo vaikai mane prastoja ir bažijas prie to, kas Dievu ne yra? Ir dabar, man juos pasotinus, jie peržengia venčiavonystę ir bėga į kekšės namus. Kožnas žvengia savo artymo moteriškės, kaip nušerti išlepę eržilai (Ор- фография сохранена по источнику здесь и далее)
̔ Как же Мне простить тебя за это? Сыновья твои оставили Меня и клянутся теми, которые не боги. Я насыщал их, а они прелюбодействовали и толпами ходили в домы блудниц. Это откормленные кони: каждый из них ржет на жену другогоʼ7 (Синодальный перевод)
В литовском тексте буквально: ʽ...А сейчас, когда я их насытил, они перешагну- ли заповедь не прелюбодействуй и бегут в домы блудниц. Каждый ржет на жену ближнего, как откормленные избалованные жеребцыʼ.
Alle ji ſawo kekßáwimo wis u wis daugiaus pridėjo; minnėdama cʒėſo ſawo jaunyſtês, kaipji Egypto émeje kekßáwim buwo ſékuſi. Ir uſſidegge ant ſawo mylimujû,
7 В качестве перевода используется Синодальный перевод Библии на русский язык, впервые изданный в 1876 г., но также предлагается фрагмент дословного перевода, соответствующий стилистической маркированности литовского текста.
kurrû kekßyſtês uſſideggias buwo kaip áſilû paėjimmas, ar kaip érilû erėlawim’s
(Иез. 23: 19, 20).
Ale ji savo kekšavimą vis už vis daugiaus padidino, minėdama čėso savo jaunystės, kada ji Egypto žemėje kekšavimą buvo sekusi; Ir užsidegė ant savo mylimųjų, kurių kekšystės užsidegimas buvo kaip asilų paėjimas, arba kaip eržilų eržilavimas
ʽИ она [Огола] умножала блудодеяния свои, вспоминая дни молодости своей, когда блудила в земле Египетской; и пристрастилась к любовникам своим, у которых плоть – плоть ослиная, и похоть, как у жеребцовʼ.
В литовском тексте смысл «похоть как у жеребцов» передается редупликацией, глагол не поддается дословному переводу: ʽжеребячье поведение жеребятʼ.
Существуют контексты, в которых слово eržilas такую семантику не развивает, тем не менее подчеркивается особая их сила:
Aß mattau ir girdu, jůsnieko tikkro ne mokinnancʒus. Neywieno nier’, kurram gailabutu dėl ſawo nelabummo, ir tartu: Kgi tacʒau aß darrau? jie wiſſi bėga ſawo bėgimm, néy nirßs eril’s kowoj’ (Иер. 8: 6).
Aš matau ir girdžiu, juos nieko tikro ne mokinančius. Nei vieno niera, kuriam gaila butų dėl savo nelabumo ir tartų: “kągi tačiau aš darau?” Jie visi bėga savo bėgimą, lyg įniršęs eržilas kovoje.
ʽЯ наблюдал и слушал: не говорят они правды, никто не раскаивается в своем нечестии, никто не говорит: «что я сделал?»; каждый обращается на свой путь, как конь, бросающийся в сражениеʼ.
Буквально: ̔ Я вижу и слышу их, ничего по-настоящему не умеющих. Ни одного нет, кто сожалел бы о своем нечестии и сказал бы: “что же я тем не менее делаю?” Все они совершают (буквально ʽбегутʼ) свой бег, словно разъяренный жеребец в бою.»
Todėl, k jûs tůmi daugiatės ir girratės, k mano tėwonyſtês dałyk ißdráſkėt’; ir ſpirret kaip ißdykje werßei, ir wéngiat kaip drutieji erilai (Иер. 50: 11).
Todėl, kad jus tuomi džiaugiatės ir giriatės, kad mano tėviškės dalyką išdraskėte, ir spiriate, kaip išdykęjie veršiai, ir žvengiate, kaip drutieji eržilai
ʽИбо вы веселились, вы торжествовали, расхитители наследия Моего; прыгали от радости, как телица на траве, и ржали, как боевые кониʼ.
Буквально: ʽсильные жеребцыʼ, хотя в подобном случае, судя по употреблению в фольклорных текстах, ожидаемой лексемой была бы žirgas.
Анализ контекстов переводов Библии 1590 и 1735 годов свидетельствует о том, что уже в начале письменного периода слово er̃žilas в своем лексическом значении в виду признаковой семантики соотносилось с прилагательным aržùs ʽпохотливыйʼ – и содержало в своей семантической структуре сему ʽпохотливыйʼ.
Описываемая семантика лексемы er̃žilas сохранилась и в современном литовском языке.
В произведениях литовского фольклора или текстах этнографического характера лексема er̃žilas употребляется редко, иногда в качестве синонима к žìrgas:
<...> obuolmušius žirgus paliko jam mirdamas tėvas ir įsakė juos saugoti kaip savo akį, tardamas – kol eržilai obuoliuoti bus, tol ir jo gyvenimas bus kaip obuolys (К. Boruta. Baltaragio malūnas)
̔<…> коней в яблоках, умирая, оставил ему отец и наказал их беречь как зеницу ока, молвя – пока жеребцы в яблоках будут, до тех пор и жизнь его будет как яблокоʼ. Преимущественное употребление лексем žìrgas и arklỹs в фольклорных и этно- графических текстах объясняется мифическим содержанием образов этих животных в стилистически высоком или нейтральном сказовом контексте. Иначе дело обстоит в литовских паремиях, актуализируемых в устной речи. Среди литовских пословиц и поговорок с ключевым словом er̃žilas обнаружены два высказывания, построенные на сравнении неподобающих манер человека с поведением жеребца, именно er̃žilas,
а не kumelỹs. При этом для обозначения самки используется лексемаkumelė:
Lenda į akis kaip eržilas į kumelę
О назойливом человеке: ̔Лезет в глаза, как жеребец на кобылуʼ.
Žvengia kaip eržilas, kumelę pamatęs
О несдержанном поведении человека: ʽРжет, как жеребец, кобылу завидевʼ. (Lietuvių patarlės ir priežodžiai, Т. II, 2000: 27)
Kaip eržilas, nesiskaitė visai su žmonėm
ʽКак жеребец, не считался совсем с людьмиʼ (карточка к LKŽ №12)
Как показывают данные “Словаря литовского языка”, в современный период для лексемы er̃žilas выделяется несколько лексико-семантических вариантов. В первом значении слово содержит сему функция ʽпредназначенный для размно- женияʼ: ʽveislinis kumelỹsʼ ʽпородистый, племенной жеребецʼ. Второе значение er̃žilas – ʽnevedęs vyras, viengungisʼ ʽнеженатый мужчина, холостякʼ, на наш взгляд, могло развиться у слова именно на базе семы ʽпохотьʼ. В качестве иллюстрации для этого значения в “Словаре литовского языка” приводится цитата из произведения о литовских обычаях “Lietuvių būdas” Симонаса Даукантаса, известного литовского писателя-просветителя XIX в.:
Iškaršti tėvo namūse mergaitei ar eržilui godu buvo.
ʽСостариться в отчем доме девице или молодому человеку (букв. ʽжеребцуʼ) желанно было.̕
Отметим, что корректность этого примера вызывает сомнение, так как L.Bončkute установила, что словом eržilas или kavalierius (в других случаях), Симонас Даукан- тас переводит латинское слово eques ʽвсадникʼ, например: “liepė eržilui savo rūmų”, “noris nėra raštų to eržilo”, “nuogąstavo šiaurės eržilo kaipo nuožmaus lietuvio”, хотя в словаре К. Сирвидаса (K. Sirvydo “Trijų kalbų žodynas”) есть подходящее слово raytas, raytinikas – ̔верховой, всадникʼ (Bončkute, 2009: 358)
В литовской разговорной речи в обыденных ситуациях часто употребляется оценочное по отношению к любвеобильному мужчине er̃žilas. В качестве примера приведем диалог пасынка Френка и его отчима Пэдди из романа Колин Маккалоу “Erškėčių paukščiai” (“Поющие в терновнике”) в переводе на литовский язык, в ко- тором в качестве уточняющего повтора для er̃žilas употреблено ещё rujójantis tẽkis: rujóti – ʽбыть в течкеʼ, лексема tẽkis дана в словаре как ʽхрякʼ, ʽбаранʼ:
... bet jėgos man užteks sumalti bet ką – ir tave, senas pasmirdęs eržile!
Pedis suprato, kodėl buvo šitaip pavadintas; jis išblyško kaip ir sūnus. – Kaip tu drįsti!
– O kas gi tu, jei ne eržilas? Šlykštus, bjauresnis už rujojantį tekį! Ar negali duot jai ramybės, ko lendi prie jos? (Colleen McCullough: Erškėčių paukščiai (Часть II, глава 5)8 Такое соответствие предпочел переводчик для употребленных в оригинале слов old he-goat и a ram in rut (буквально: ʽбаран в гонеʼ); русский переводчик выбрал словосочетания старый козёл и скот похотливый, эксплицируя сему полового
поведения.
В литовском языке также употребительно прилагательное eržìngas ʽстрастныйʼ, синоним слова aržùs ʽгорячийʼ, ʽстрастныйʼ, ʽсильныйʼ. Производным от осно- вы -eržil- является слово i̇̀šarža9, значение которого описывается как ʽkastrúotas gyvulỹsʼ – ʽкастрированное животноеʼ (в русском языке – мерин) или ʽgyvulys nesveikais lyties organaisʼ ʽживотное с нездоровыми половыми органами’. Интерес- ной здесь кажется его словообразовательная структура: корень -arž- в сочетании с приставкой i̇ š-, родственной праславянскому предлогу-приставке *iz- (Фасмер, Т. 2: 119–120), можно определить как ʽвыведенное из состояния похотиʼ.
Если говорить об индоевропейских истоках слова eržilas и родственных ему слов, то многие исследователи возводят корень -erž- / -аrž- к *org̑ h-, *erg̑ h-, *r̥g̑ h- ʽяичкоʼ (Buck, 1949; Pokorny, 1951; Smoczyński, 2007). Следовательно, лексемы орь и кно- розъ, соотносимые с eržilas, также восходят к этому же индоевропейскому корню, что объясняет специфическую их семантику.
8 “<…> I’m big enough to lick any man ever born – and that goes for you, too, you stinking old he-goat!”. The inference behind the epithet was not lost on Paddy; he went as white as his son. “Don’t you dare call me that!”. “What else are you? You’re disgusting, you’re worse than a ram in rut!” “What else are you? You’re disgusting, you’re worse than a ram in rut! Couldn’t you leave her alone, couldn’t you keep your hands off her?” – буквально: ʽбаран в гонеʼ.
9 Интересно, что слово i̇ šarža ʽкастрированное животноеʼ или ʽживотное с нездоровыми половыми ор- ганами’ соответствует семантике слова оревина, зафиксированному в рязанских говорах со значением ʽжере- бец, страдающий болезнью половых органов, приводящей к бесплодиюʼ (СРНГ, Вып. 23: 349).
Слова, входящие в лексический состав других индоевропейских языков, возво- димые этимологами к этому корню, можно свести в следующую схему:
Схема 1. Родственные слова индоевропейских языков как результат рефлексов корня
*org̑ h-, *erg̑ h-, *r̥ g̑ h-
Получается такое географическое распределение индоевропейских рефлексов
*org̑ h-, *erg̑ h-, *r̥ g̑ h-: армянский, албанский, греческий, языки балтийские, герман- ские, индийские, славянские, а также хеттский.
Анализ новых контекстов, представленных в древнерусских источниках, пока- зывают, что слово орь не просто обозначало животное, но и содержало в своей семантической структуре семы ʽпохотьʼ, ʽполовое поведениеʼ, что подтверждает высказанное И.И. Срезневским и М. Фасмером предположение о его связи с лек- семами оружатис# ʽбыть похотливымʼ, оревитый ʽодержимый похотьюʼ, оревати ʽбыть одержимым похотьюʼ.
Производящей основой для исследуемой лексемы стал глагол орити (с#) ʽсоблазнятьʼ, а не глагол орати ʽпахатьʼ. Литовской параллелью для древнерусского орь мы считаем не arklys, а существительное eržilas / aržilas ʽжеребецʼ, которое в XVI–XVIII вв., так же, как и в современном литовском языке, частично сохраняет связь с родственными словами aržus ʽпохотливыйʼ, arža ʽcтрастьʼ, ʽпохотьʼ, и i̇ šarža ʽкастрированное животноеʼ или ʽживотное, страдающие заболеванием половых органовʼ.
Современное литовское слово eržilas / aržilas cохраняет сему ʽактивное половое поведениеʼ, хотя в книжных текстах может употребляться так же, как русское жеребец в немаркированных контекстах, но слово орь по семантическому компоненту ʽполовое поведениеʼ всегда будет противопоставлено лексемам, обозначающим это животное. Лексема орь является низкоупотребительной лексемой. Реже, чем žirgas
и arklys, употребляется слово eržilas в литовских сказках, народных песнях и проч. текстах малых жанров фольклора. Очевидно, что так же, как в контекстах со словом орь, специфическая сема ̔похотьʼ повлияла на частотность употребления лексемы в книжных текстах.
В доступных для анализа контекстах внимание концентрируется на репродуктивных способностях животного, у которого есть arž < *orz(ъ) ʽяичко’, что позволяет отнести древнерусское орь и литовское eržilas, а также родственные им слова к индоевропейскому корню *org̑ h-, *erg̑ h-, *r̥g̑ h- ʽяичкоʼ. Семный анализ слов орь, конь, eržilas, arklys, kumelis, а также кoнтексты, анализ слов в узусе, подтверждают логику существующих реконструкций и распределения индоевропейских рефлексов
*org̑ h-, *erg̑ h-, *r̥g̑ h- ʽяичкоʼ.
Библия или Книги Священнаго Писанiя Ветхаго и Новаго Завѣта в русскомъ переводѣ
(1908), Москва.
Даль В.И. (1881), Оревина, “Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2”, Санкт-Петербург, c. 713.
Даль В.И. (1881), Орь, “Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2”, Санкт- Петербург, с. 713.
Истрин В.М. (1920), Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. Текст, исследование, словарь. Том I: текст, Петроград.
Кретов А.А. (2009), Этимология праславянских *kъnorzъ~ *kъnоrь~ *orjь, “Славянские этимологии. Издательство Воронежского государственного университета”, Воронеж, с. 98–133.
Национальный корпус русского языка, https://ruscorpora.ru/new/index.html [доступ: 25.07.2022].
Плунгян В.А. (2011), Введение в грамматическую семантику: грамматические значения и грамматические системы языков мира, Москва.
Словарь русских народных говоров. Вып. 13 (1977), Ленинград.
Словарь русских народных говоров. Вып. 23 (1987), Ленинград.
Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 7 (К–Крагуярь) (1980), Москва.
Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 13 (Опасъ–Отработыватися) (1987), Москва.
Софийская I летопись (2000), “Полное собрание русских летописей. Т. VI”, Москва.
Срезневский И.И. (1989), Оревати, “Словарь древнерусского языка. Т. 2, ч. 1: Л–О”, с. 706.
Срезневский И.И. (1989), Оревитый, “Словарь древнерусского языка. Т. 2, ч. 1: Л–О”, с. 706.
Срезневский И.И. (1989), Оружатися, “Словарь древнерусского языка. Т. 2, ч. 1: Л–О”, с. 709.
Срезневский И.И. (1989), Орь, “Словарь древнерусского языка. Т. 2, ч. 1: Л–О”. с. 710.
Творогов О.В. (2004), Повесть об Акире Премудром, “Библиотека литературы Древней Руси. Т. 3. XI–XII вв.”, Санкт-Петербург.
М. Н. Тихомиров, Л. В. Милов (1961), Закон Судный людем, Москва.
Фасмер М. (1987), Оревина, “Этимологический словарь русского языка в 4-х томах. Т. 3 (Муза – Сят)”, Москва, с. 150
Фасмер М. (1987), Орь, “Этимологический словарь русского языка в 4-х томах. Т. 3 (Муза – Сят)”, Москва, с. 155.
Хоменко О.Б. (1997), Кнурить, “Язык блатных. Язык мафиози. Энциклопедический синонимический словарь. Т. 1”, https://law.wikireading.ru/hojrGKQp7R [доступ: 28.03.2023].
Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. Вып. 32
(2005), А.Ф. Журавлев, О.Н.Трубачев (ред.), Москва.
Jono Jokūbo Kvanto Biblija (1735), http://sr.lki.lt/ [доступ: 28.03.2023].
Bončkute R. (2009), Alberto Vijuko Jalavičiaus veikalo “Historia Lituana“ recepcija Simono Daukanto darbe „Istorija Žemaitiška“, “Senoji Lietuvos literatūra. Knyga 27”, c. 353–377.
Boruta K. (2002) Baltaragio malūnas. Arba kas dėjosi anuo metu Paudruvės krašte, Vilnius. Bretkūnas J. (1590), Biblia tatai esti Wissas Schwentas Raschtas Lietuwischkai pergulditas
per Janą Bretkuną..., Karaliaučius.
Klimavičius J. (1993), Arklys, žirgas, eržilas, kumelys, kumelė, ašva, ašvienis. Šių žodžių reikšmės ir kilmė, “Liaudies kultūra”, №5. Vilnius, c. 14–16.
Lietuvių kalbos etimologinio žodyno duomenų bazė, etimologija.baltnexus.lt [доступ: 22.03.2023].
Lietuvių kalbos žodynas, http://www.lkz.lt [доступ: 28.03.2022].
Lietuvių patarlės ir priežodžiai (2000–2008), Lietuvių literatūros ir tautosakos institutas. Vilnius, I–II t, с. 27–28.
McCullough C. (1977), Erškėčių paukščiai, http://libcat.ru [доступ: 28.03.2023].
Pokorny J. (1959), Indogermanisches Etymologisches Wörterbuch, [IEW], http://www.pro- to-indo-european.ru/dic-pokorny/index.h [доступ: 28.03.2022].
Pokorny J. (1989), Indo-European Etymological Dictionary Indo-European Lexicon, Pokorny Master PIE Etyma URL: utexas.edu, с. 782
Slovnik Jazyka Staroslověnského. Lexikon linguae paleoslovenicae. Т. 2 (1973), Praha. Smoczyński W. (2007) Słownik erymologiczny języka litewskiego, Wilno.
Sirvydas K. (1713) Trijų kalbų žodynas, Vilnius.
Bibliya ili Knigi Svyashchennago Pisaniya Vethago i Novago Zavѣta v russkom perevodѣ
(1908), Moskva.
Bončkute R. (2009), Alberto Vijuko Jalavičiaus veikalo “Historia Lituana“ recepcija Simono Daukanto darbe „Istorija Žemaitiška“, “Senoji Lietuvos literatūra. Knyga 27”.
Boruta K. (2002), Baltaragio malūnas. Arba kas dėjosi anuo metu Paudruvės krašte, Vilnius. Bretkūnas J. (1590), Biblia tatai esti Wissas Schwentas Raschtas Lietuwischkai pergulditas
per Janą Bretkuną..., Karalyauchus.
Dal‘ V.I. (1881), „Or‘“, Tolkovyj slovar‘ zhivogo velikorusskogo yazyka. T. 2, Sankt-Peterburg,
s. 713.
Dal‘ V.I. (1881), „Orevina“, Tolkovyj slovar‘ zhivogo velikorusskogo yazyka. T. 2, Sankt-Pe- terburg.
Etimologicheskij slovar‘ slavyanskih yazykov. Praslavyanskij leksicheskij fond. Vyp. 32 (2005),
A.F. Zhuravlev, O.N. Trubachev (red.), Moskva.
Fasmer M. (1987), „Or‘“, Etimologicheskij slovar‘ russkogo yazyka v 4-h tomah, t. 3 (Muza – Syat)”, Moskva, s. 155.
Fasmer M. (1987), „Orevina“, Etimologicheskij slovar‘ russkogo yazyka v 4-h tomah, t. 3 (Muza – Syat)”, Moskva, s. 150.
Homenko O.B. (1997), „Knurit‘“, Yazyk blatnyh. Yazyk mafiozi. Enciklopedicheskij sinonimi- cheskij slovar‘. T. 1, https://law.wikireading.ru/hojrGKQp7R [dostup: 28.03.2023].
Istrin V.M. (1920), Hronika Georgiya Amartola v drevnem slavyanorusskom perevode. Tekst, issledovanie, slovar‘. Tom I: tekst, Petrograd.
Jono Jokūbo Kvanto Biblija (1735), http://sr.lki.lt/ [dostup: 28.03.2023].
Klimavičius J. (1993), Arklys, žirgas, eržilas, kumelys, kumelė, ašva, ašvienis. Šių žodžių reikšmės ir kilmė, “Liaudies kultūra”, №5. Vilnius, s. 14–16.
Kretov A.A. (2009), Etimologiya praslavyanskih *kъnorzъ~ *kъnоrь~ *orjь, “Slavyanskie etimologii. Izdatel‘stvo Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta”, Voronezh, s. 98–133.
Lietuvių kalbos etimologinio žodyno duomenų bazė, etimologija.baltnexus.lt [dostup: 28.03.2023].
Lietuvių kalbos žodynas, http://www.lkz.lt [dostup: 28.03.2022].
Lietuvių patarlės ir priežodžiai. (2000–2008), Lietuvių literatūros ir tautosakos institutas, Vilnius, I–II t, s. 27–28.
McCullough C. (1977), Erškėčių paukščiai, http://libcat.ru [dostup: 28.03.2023].
Nacional‘nyj korpus russkogo yazyka, https://ruscorpora.ru/new/index.html [dostup: 25.07.2022].
Plungyan V.A. (2011), Vvedenie v grammaticheskuyu semantiku: grammaticheskie znacheniya i grammaticheskie sistemy yazykov mira, Moskva.
Pokorny J. (1959), Indogermanisches Etymologisches Wörterbuch, [IEW], http://www.pro- to-indo-european.ru/dic-pokorny/index.h [dostup: 28.03.2023].
Pokorny J. (1989), Indo-European Etymological Dictionary Indo-European Lexicon, Pokorny Master PIE Etyma URL: utexas.edu.
Sirvydas K. (1713), Trijų kalbų žodynas, Vilnius.
Slovar‘ russkih narodnyh govorov. Vyp. 13 (1977), Leningrad.
Slovar‘ russkih narodnyh govorov. Vyp. 23 (1987), Leningrad.
Slovar‘ russkogo yazyka XI–XVII vv. Vyp. 7 (K–Kraguyar‘) (1980), Moskva.
Slovar‘ russkogo yazyka XI–XVII vv. Vyp. 13 (Opas–Otrabotyvatisya) (1987), Moskva. Slovnik Jazyka Staroslověnského. Lexikon linguae paleoslovenicae. T. 2. (1973), Praha. Smoczyński W. (2007), Słownik erymologiczny języka litewskiego, Wilno.
Sofijskaya I letopis‘ (2000), “Polnoe sobranie russkih letopisej. T. VI”, Moskva. Sreznevskij I.I. (1989), „Or‘“, Slovar‘ drevnerusskogo yazyka. T. 2, ch. 1: L–O, s. 710. Sreznevskij I.I. (1989), „Orevati“, Slovar‘ drevnerusskogo yazyka. T. 2, ch. 1: L–O, s. 706. Sreznevskij I.I. (1989), „Oruzhatisya“, Slovar‘ drevnerusskogo yazyka. T. 2, ch. 1: L–O, s. 709. Tihomirov M.N., Milov L.V. (1961), Zakon Sudnyj lyudem, Moskva.
Tvorogov O.V. (2004), Povest‘ ob Akire Premudrom, [v:] Biblioteka literatury Drevnej Rusi,
t. 3. XI–XII vv., Sankt-Peterburg.
Artykuł jest poświęcony zagadnieniu etymologii staroruskiego słowa орь oraz opisowi jego analogii w języku litewskim. Na podstawie wyników analizy słowników języka rosyjskiego i litewskiego (oraz etymologicznych) są komentowane poglądy na semantykę i genezę wyrazów zbudowanych na орь. Szczególną uwagę zwrócono na przykłady z gwar rosyjskich oraz kilka kontekstów znalezionych w źródłach staroruskich, w których został zapisany badany leksem. W artykule przedstawiono nowe przykłady słowa орь ze starożytnych zabytków pisanych. Wyróżnione cechy semantyki pozwoliły ustalić podstawę wytwórczą wyrazu орь na podstawie składowych znaczeniowych zachowanych w jego strukturze semantycznej, a także w słowach języka litewskiego sięgających tego samego rdzenia co rzeczownik орь; zaznaczone wspóline dla znaczeń tych tworów.
Słowa kluczowe: etymologia, leksykologia historyczna, semantyka leksykalna, język litewski
This article is devoted to the etymology of the Old Russian word ‘or’ and the description of its parallels in the Lithuanian language. Based on the results of an analysis of etymological and explanatory dictionaries of the Russian and Lithuanian languages, the semantics and origin of words related to ‘or’ are described. Special attention is paid to contexts with the word ‘or’ found in Old Russian and Lithuanian texts and Russian dialects. The article presents new usages of the word ‘or’ from Old Russian and manuscripts. The highlighted features of semantics made it possible to find the derivational base of the word ‘or’ based on the semes preserved in its semantic structure, as well as in words of the Lithuanian language that go back to the same root as the noun ‘or’; semes common to these formations are highlighted.
Keywords: etymology, historical lexicology, lexical semantics, Lithuanian language